Коррида в Лиме

А бык играл с людьми
в расцвеченном овале.
Один из тех
                восьми,
которых убивали…
О, как прекрасна кровь,
когда она —
чужая!..
Занятною игрой
орущих
потешая,
бык
злиться не хотел.
А публика дурела!
И бедрами вертел
проворненький тореро.
На пальчики вставал.
Силен.
Самоуверен.
Бык
     недоумевал.
Но притворялся зверем…
Не сладко
             попадать
в такую передрягу.
Зачем
        ему бодать
замызганную тряпку?!
Чуть-чуть левей бы:
                           «На!
На!» —
если хочешь крови…
Но у того —
                 жена.
А может, даже
кроме —
мальчишка.
Карапуз.
Рыданьями
               разбудят…
И бык решился:
пусть!
Все будет так,
                  как будет.
Сопящая гора.
Накатится —
                 раздавит.
Он знал:
идет игра.
Подразнят —
                  и отстанут!
Поэтому —
щадил.
Играл с людьми
                      в охотку…
Не сразу ощутил
клинок,
          вошедший в холку…
И на песок осел.
В малиновую тьму.
И прогудел
совсем
по-деревенски:
                   «Му-у-у…»
Он умирал,
пока
хлестала кровь из раны
на впалые бока…
Убили…
Рады?

Письмо из южного полушария

Как вы там
               ходите вниз головой?
Все объясняется просто.
Научно.
Правильно.
Ясно как день…
Но неужто
вы не теряетесь
                    на мостовой?..
Чайник вскипает
                       носиком книзу.
Едут машины
                  колесами вверх.
Кот
     невесомо идет по карнизу.
Искры
         летят из-под сомкнутых век.
Люди сидят
                в перевернутых креслах.
Поезд,
разбухший от запаха дынь,
странно повиснув
                        на тоненьких рельсах,
мчит,
опираясь на собственный дым.
Люстра торчит,
                     как хрустальная елка.
Важный начальник
на темя встает.
Будто он близкий родственник
                                         йога,
ежели сам —
почему-то —
не йог.
Врач вытрезвителя
                         пьет беспробудно.
Плачет.
Боится упасть
                   на Луну.
Лектор занудный
                       вцепился в трибуну.
Жулик —
             в решетку.
Ревнивец —
                в жену.
Самоубийством
                    кончает посуда.
Синяя мгла
за чертой снеговой.
Жаль,
не могу я увидеть
                       отсюда:
как вы там ходите
вниз головой.

Письмо московскому снегу

От тебя я неблизко.
                          За далями.
                                        За морями.
Влажно дышит залив.
Чайки
        душное лето пророчат…
Ты пришли мне сюда
белый лист подмосковной поляны
и на нем напиши
птичьей вязью
хоть несколько строчек…
Ты сейчас в двух шагах,
                                в двух вершках,
                                                    в сантиметре от дома.
Напиши о метелях,
о ветре,
буранах и бурях.
И спокойно лежи.
Так спокойно —
                      как будто недолго.
Будто бы навсегда.
И весны в этом веке
                           не будет…
Снег,
       дружище,
                   товарищ.
Надежда моя
и обуза.
Ты не хочешь мне зла.
Ты меня предавать не захочешь…
Спелый снег!
Ты хрустишь на зубах,
                              будто мякоть арбуза!
И уходишь сквозь пальцы.
Уходишь.
Уходишь.
Уходишь…
Как смешно и бездарно,
                                что людям тобою грозили!
Я тяну к тебе руки,
но это пока бесполезно…
Снег,
      снежище,
                  снежатина.
Белое чудо
               России.
Не забудь обо мне.
Не забудь.
Похрусти до приезда.