Вспоминая салют победы
Грянул он над Родиной,
славя ратный труд, —
долгожданный,
родненький,
праздничный салют!..
Грянул над молчанием
мертвых городов,
грянул
над отчаяньем
многодетных вдов.
Грянул над могилами
сгинувшей войны,
над огромной силою
раненой страны.
Над полями росными,
уханьем громов.
Над глазами
взрослыми
в окнах детдомов…
Искорки ракетные
по небу текли,
будто слезы
светлые
по щекам Земли.
Семейный альбом
Б. Громову
Вот – довоенное фото:
ребенок со скрипкой.
Из вундеркиндов, которыми школа гордится.
Вырастет этот мальчик.
Погибнет под Ригой.
И не узнает, что сын у него родился…
Вот – фотография сына.
В Алуште с женою.
Оба смеются чему-то.
И оба прекрасны.
Он и она,
безутешны, сидят предо мною.
И говорят о Кабуле.
И смотрят в пространство…
Вот – фотография сына.
Во взгляде надежда.
Вместе с друзьями стоит он у дома родного…
Этот задумчивый мальчик, похожий на деда,
в восьмидесятом
с войны
не вернулся снова.
Позапрошлая песня
Старенькие ходики.
Молодые ноченьки…
Полстраны —
угодники.
Полстраны —
доносчики.
На полях проталинки,
дышит воля вольная…
Полстраны —
этапники.
Полстраны —
конвойные.
Лаковые туфельки.
Бабушкины пряники…
Полстраны —
преступники.
Полстраны —
охранники.
Лейтенант в окно глядит.
Пьет – не остановится…
Полстраны
уже сидит.
Полстраны
готовится.
Факт
Утешенья слабые звучат,
и закат последний догорает…
В окруженье
праведных внучат
палачи и жертвы
умирают.
И, конечно, верят те и эти,
у порога
главной темноты,
что недаром
прожили на свете.
И пред совестью своей
чисты.
«Надо время осознать…»
Надо время осознать,
с очевидностью не спорить.
То, что знал, —
переузнать.
То, что помнил, —
перевспомнить.
Что любил, перелюбить,
как велела дисциплина.
И себя
перелепить…
Будто я из пластилина.
«Гул веков – страна…»
Гул веков – страна,
боль времен – страна.
На земле людей
ты и впрямь одна.
Не возьмешь – страна.
не проймешь – страна.
Через день сыта,
через год голодна.
Пей-пляши – страна!
Бей-круши – страна!
Коль снаружи мир,
так внутри война.
Перекур – страна,
перегиб – страна.
Больше, чем другим,
ты себе должна.
«Старца, которому саблю вручили…»
Старца,
которому саблю вручили,
разоблачили.
Трех торгашей,
что с клубникой ловчили,
разоблачили.
Этого – как его? —
в маршальском чине, —
разоблачили.
Двух стукачей,
что доносы строчили,
разоблачили.
Вроде бы жизнь начинаем сначала…
Так почему же
не полегчало?
Позавчера
Пятидесятый.
Карелия.
Бригада разнорабочих.
Безликое озеро.
Берег, где только камни растут.
Брезент, от ветра натянутый,
вздрагивает и лопочет.
Люди сидят на корточках.
Молча обеда ждут.
Сидят они неподвижно.
Когда-то кем-то рожденные.
Ничейные на ничейной,
еще не открытой земле.
Нечаянно не посаженные.
Условно освобожденные.
Сидят и смотрят, как крутится
крупа в чугунном котле.